593

Юрий Мартынюк: «Пожалуй, самая «неудобная» роль из сыгранных – коллектор»

АВТОР: беседу вела Елена Кузнецова
ФОТО: из личного архива Юрия Мартынюка / На фото Юрий Мартынюк на съёмочной площадке

Юрий Мартынюк – человек, который не боится крутых виражей судьбы. От лабораторий МИФИ и Курчатовского института до съёмочных площадок – его жизнь полна неожиданных поворотов и ярких открытий. Как учёный-ядерщик нашёл себя в кино? В чём секрет его невероятной трансформации? Об этом востребованный актёр и начинающий продюсер рассказал в интервью нашему корреспонденту.

– Юрий, траектория вашей карьеры уникальна. Расскажите, как сделали свой первый профессиональный выбор.

– Военный городок, где я вырос, оттолкнул меня от офицерской карьеры, хотя многие ровесники, напротив, решили продолжить дело родителей. Отец 25 лет смотрел в экран монитора системы ПВО – такой жизни я не хотел. В школе был отличником и мечтал стать писателем, биологом, океанологом, палеонтологом, актёром… Долго думал, куда пойти: в Физтех или МГУ? Но в конце концов поступил в МИФИ, где учился старший брат. Там была создана экспериментальная группа – биология и физика соединились. Я должен был защищать диплом и стать геронтологом, хотел бороться со старением. Но, приехав в город биологов Пущино, разминулся с научным руководителем – он в этот день отправился в командировку.

Вернулся в Москву, где должна была определиться дальнейшая судьба. Мне предложили интересное направление в Курчатовском институте, там молодая руководительница собирала энтузиастов в экспериментальную группу. В итоге диплом был посвящён влиянию магнитных полей термоядерных установок на формулу крови человека. Это была последняя моя работа, связанная с биологией, а дальше в группе я занимался очень интересной деятельностью – разработкой нейтронного детектора, основанного на полимерных технологиях. Данные приборы незаменимы для защиты людей, работающих на АЭС и в научных исследованиях. Они выдерживали экстремальные условия, в которых другие устройства просто выходили из строя. По сути, мы повторили американскую разработку, но сумели значительно улучшить её и запатентовать.

Через год после трагедии в Чернобыле довелось её испытать на деле. Нас отправили на разрушенный реактор измерять уровень нейтронного излучения. Были опасения, что там может вновь начаться цепная реакция. Мы работали в помещениях под реактором. Никаких скафандров – только серая роба, кирзовые сапоги и респираторы. Однажды машинально почесал бороду без перчаток – занёс радиоактивную грязь. Пришлось сбрить половину, иначе бы не пустили в столовую.

– Как опыт работы в Чернобыле повлиял на вашу жизнь?

– Это было похоже на войну: хаос, мародёрство, кто-то сходил с ума, другие проявляли невероятный героизм. Я видел, как взрослые мужчины кричали во сне – их психика не выдерживала напряжения. Местные бабушки оказались на удивление осведомлёнными, приносили нам грибы и картошку: «Померьте, можно есть? » Никаких мутантов я не видел, но грибы были невероятных размеров. Чернобыль стал первой школой жизни. Это опыт, который невозможно забыть.

– Помнится, в 90-е начался кризис в науке. Вас он затронул?

– Я защитил диссертацию и ушёл из института – зарплату просто не платили. Работал программистом, верстальщиком, переводчиком, даже торговал на рынке.

В 1994 году устроился в компанию, занимающуюся радиационным контролем, которую открыл брат. Она сейчас крупнейшая на этом рынке, поставляет оборудование для АЭС в России и для зарубежных проектов «Росатома». Я посвятил данному делу почти 30 лет, стал главным конструктором, но в какой-то момент почувствовал, что пора готовить себе замену. А потом наступил экзистенциальный кризис – работа перестала приносить радость.

После 50 лет понял, что в моей научной области больше нет прорывных открытий. Всё свелось к незначительным улучшениям, как замена старых процессоров на новые. Это убило мой энтузиазм. И тогда я вспомнил, что всегда любил творчество: ставил корпоративные мюзиклы, играл в любительских спектаклях.

– Как близкие отнеслись к вашему решению стать актёром? Поддержали ли в новом начинании?

– Жена сказала: «Хватит ныть! » И нашла мне театральную студию. Там я два года изучал сценическую речь, пластику – всё то, что преподают на первом курсе театрального вуза. Потом подал документы в Центр Михаила Чехова. На собеседовании меня, видимо, неправильно поняли – решили, что пришёл развлечься на пенсии, у чернобыльцев она наступает раньше – в 50 лет. Но всё же взяли «на пробу».

Через полгода мы поставили «Макбета», а летом поехали на Байкал снимать кино и жить на острове Ольхон. Было невероятно! Мастер потом признался: «Не ожидал, что у тебя получится». А я просто очень этого хотел.

– Вскоре вы стали получать роли в фильмах. Как принял вас мир кино?

– Театральные вузы не учат сниматься на камеру – пришлось осваивать всё с нуля. В театре буквально живёшь на сцене: нельзя «выключиться» ни на минуту, ты играешь «крупно», чтобы эмоции были понятны зрителю на последнем ряду. А в кино важны тонкие детали: камера фиксирует малейшие нюансы, даже если ты просто забыл текст. Когда человек врёт, это видно не по «бегающим глазкам», а по едва уловимым изменениям во взгляде. Сложнее работать микромимикой, но интереснее.

Профессионала на площадке видно сразу: он знает, куда идти и что делать. Что такое «вызывной лист», «гримваген». Не мешает, а помогает процессу. Это понимание пришло не сразу, поэтому хотел бы предложить ввести в актёрские курсы уроки поведения на площадке. Нужно знать термины операторов, режиссёров, гаферов – это важная часть профессии.

В киноиндустрии все друг с другом знакомы. Если ты напился, опоздал или устроил скандал – станет известно всем. Такое поведение может погубить карьеру. Иногда режиссёр относится к актёру не как к партнёру, а исключительно как к «инструменту» для достижения своей цели. Это унизительно, но такое, к сожалению, тоже случается.

– Ваша фильмография включает в основном короткометражки. Чем привлекает этот формат?

– Начинающим актёрам проще всего пробовать себя в коротком метре – там меньше сцен, и режиссёры охотнее берут новичков. Мои первые три роли были во вгиковских дипломных работах. В фильме о драматурге Вампилове я играл очевидца, который вытаскивал его из Байкала. Все сказали, что получилось хорошо. Это придало мне уверенности. В сериале «Рецепт любви» мой персонаж появляется в каждой серии и скрепляет сюжет. Это как ритуал: когда всё рушится, я возвращаю гармонию. Коллеги говорили: «У тебя классный герой – добрый и нужный». Такие роли приносят удовольствие. И, конечно, приятно, когда хвалят мою работу – это нормально для любого человека.

Сейчас у меня около 50 проектов: 40 короткометражных фильмов и 10 сериалов. Но хочется большего: чтобы меня узнавали, но не как «звезду», а как профессионала. Важно, чтобы в актёрской среде ценили моё мастерство.

– Вы сыграли довольно разноплановые роли: от учёного в «Дезинтеграционной машине» до маньяка в «Последней девушке». Сложно ли было перевоплощаться в отрицательного персонажа?

– Мне часто предлагают образы криминальных личностей, мафиози. Видимо, типаж располагает. Я не ищу себя в персонаже, а нахожу в себе ту часть, которая соответствует роли. Мне ближе техника Михаила Чехова, чем система Станиславского. Когда играл маньяка, было важно показать его усталость: боль не уходила, и он понял, что месть не приносит облегчения. Тяжелее всего играть «пустых» персонажей из плохих сценариев. Их можно попытаться оживить, но тогда они будут выпадать из общей картонной реальности фильма.

Фото из личного архива Юрия Мартынюка / Юрий Мартынюк в роли маньяка в фильме «Последняя девушка» Фото из личного архива Юрия Мартынюка / Юрий Мартынюк в роли маньяка в фильме «Последняя девушка»

Пожалуй, самая «неудобная» роль из сыгранных – коллектор. Мне казалось, что я не вписывался в стереотип: невысокий выбивальщик долгов вместо образа массивного бандита выглядел комично. Но режиссёр настаивал на моём участии. Пришлось полностью менять пластику.

Тогда сделал фундаментальное открытие для актёра: важно осознать, что ты в своих глазах и в глазах других – два совершенно разных человека. Например, в одном спектакле я играл весёлого шутника, а режиссёр сказал: «Получился классный мерзкий старикашка». Именно такого он и хотел. Зритель видит не то, что чувствуешь ты. Понимание этого становится переломным моментом в профессии.

А ещё важно отделять роль от жизни. Жена иногда говорит: «Слезь с котурнов – ты не на сцене! » (театральная обувь с очень толстой подошвой и высокими каблуками, которую надевали трагические актёры в античном театре. – Прим. авт. ). Но в работе я умею переключаться мгновенно: только что смеялся над шуткой – и сразу в кадре.

– Вы занимаетесь альпинизмом, рафтингом, стрельбой – это хобби или часть подготовки к ролям?

– Мои спортивные навыки этим не ограничиваются, ещё в волейбол играю, но, скорее, для удовольствия. А акробатика, которой занимался в школе, очень пригодилась на съёмках сериала «Великолепная пятёрка», где меня убивали на бегу. По сюжету, получив пулю в лоб, я должен был упасть на обледенелой дорожке. Конечно, меня одели в защиту, но всё равно нужно уметь падать правильно. Стрелять в кадре пока не приходилось, но с оружием умею обращаться. Это считывается мгновенно, поэтому, безусловно, данные навыки тоже пригождаются.

– Почему решили заняться ещё и продюсированием в кино?

– Я снял первый фильм по Чехову «Размазня» полностью на свои деньги, чтобы понять весь процесс изнутри: от бюджета до работы команды. И он получил семь фестивальных наград.

Второй фильм – о моей внутренней боли: ответственности учёных за изобретения. Я написал рассказ, который адаптировали в сценарий. Но ошибся с выбором режиссёра и форматом. Это должен был быть полный метр, но пришлось ужать до короткого. Профессионалы заметили огрехи, хотя зрителям фильм нравится. Тема сложная, как в «Оппенгеймере», – для узкого круга.

Недавно снял комедию с известным оператором Александром Носовским. В ролях – Лариса Удовиченко и Таня Плетнёва. Агентство уже взяло фильм на фестивальное продвижение.

Продолжаю быть продюсером своих проектов. Главное – не коммерция, а возможность высказаться. Хотя спонсоров пока не ищу: сначала хочу досконально освоить это дело.

– Что бы вы пожелали читателям нашей газеты, опираясь на свой жизненный опыт?

– Хочу сказать, что это преимущество, когда рано заканчивается служба и впереди ещё целая жизнь! Самый лучший период – от 40 до 55 лет, ведь базовые вещи сделаны: сын рождён, дом построен, дерево посажено, долг Родине отдан, и наконец есть свобода и какие-то деньги, пенсия… Ты можешь заняться тем, чем действительно хочешь.

Но есть одна проблема, которая, по моим наблюдениям, часто встречается у людей, служивших в силовых структурах или в армии, – это бинарное мышление. Важно понимать: существует огромное количество различных состояний между чёрным и белым. Не бывает исключительно плохих и хороших людей, есть разные. И это надо принять, тогда жизнь заиграет новыми красками.

Визитная карточка

Юрий Мартынюк – российский актёр театра и кино. Родился 11 июня 1964 года в Москве. Кандидат физико-математических наук. Является лауреатом премии Правительства Российской Федерации в области науки и техники, участник ликвидации последствий чернобыльской аварии.

Окончил высшие курсы театра и кино «Центр Михаила Чехова». Снялся в фильмах и сериалах, среди которых «Лекарство от симулянтов», «Дезинтеграционная машина», «Пацан», «Размазня». Генеральный продюсер трёх короткометражных лент.

Женат, имеет сына.

В киноиндустрии все друг с другом знакомы. Если ты напился, опоздал или устроил скандал – станет известно всем. Такое поведение может погубить карьеру.

***

Сейчас у меня около 50 проектов: 40 короткометражных фильмов и 10 сериалов. Но хочется большего: чтобы меня узнавали, но не как «звезду», а как профессионала. Важно, чтобы в актёрской среде ценили моё мастерство.

Вернуться в раздел
Милицейская волна